Пандора в Конго - Страница 37

– Нет, не пошли.

– Позвольте, правильно ли я вас понимаю: однажды около прииска появляется незнакомец, какой-то человек, который мог даже свалиться с луны. Уильям и Ричард привязывают его к столбу в палатке. Ночью вы помогаете ему убежать. Краверы узнают об этом и ограничиваются парой оплеух. Потом возвращаются к работе и забывают об этой истории.

– Именно так, – согласился Маркус, напуганный моим допросом.

Мне не следовало забывать об особенностях личностей Уильяма и Ричарда. События в Конго нельзя был понять, не принимая в расчет золотой лихорадки. Маркус тоже поддался ритму жизни и логике братьев. Как я уже отмечал раньше, Гарвей всегда очень удивлялся, когда мне доводилось выражать свои сомнения в морали его поведения или когда я раскрывал ему глаза на несуразность некоторых решений Краверов. Незначительные акты неповиновения с его стороны (влезть на дерево в неподходящий для этого момент, освободить обессиленного пленника) были неосознанными и случайными. И все же, несмотря на это, почему Уильям и Ричард не наказали его более жестоко?

Попробуем оценить ситуацию с точки зрения извращенной логики братьев. Мы можем предположить, что они не придали большого значения побегу пришельца, потому что его исчезновение облегчало им жизнь. Экспедиция находилась в самой глубине Конго, поэтому Краверы, вероятно, решили для себя, что господин Тектон – представитель какого-то странного племени, а потому спокойно вернулись к своим делам. Ни Уильям, ни Ричард не желали больше ничего знать о пришельце. Им не хотелось серьезно обдумывать этот вопрос, потому что подобные мысли неминуемо привели бы их в тупик. Но, закрывая глаза на сложные проблемы, их никогда не удастся решить.

Через три дня после визита господина Тектона негры снова выбрались с прииска наружу. Было около полудня, и Пепе не смог помешать им воспользоваться лестницей. Братья Краверы испугались, что рудокопы задумали массовый побег. Ричард выстрелил в воздух, и беглецы растянулись на земле, их тела ковром покрыли прогалину. Они кричали:

– Шампанское! Шампанское! Шампанское!

Уильям потребовал от Пепе разъяснений.

– Я не смог сдержать их, – оправдывался тот. – Они всем скопом бросились к лестнице. Мне пришлось бы убить нескольких их них.

– Они что, не понимают, что им некуда бежать? Мы за тысячи миль от цивилизации, а без провизии неграм не выбраться из сельвы. Она их сожрет. Скажи им об этом!

– Они не собирались убегать. Им нужно было только выйти из шахты. Рудокопы говорят, что слышали там какой-то шум.

– Пепе, – рассердился Уильям, – что они там слышали?

– Шум.

Уильям был так рассержен, что не мог даже ругаться.

– Я тоже его слышал, – попытался защищаться Пепе.

– Черт тебя подери! – заорал на него Уильям. – Какой еще шум?

– Просто шум.

– Оставайся здесь! – приказал ему Кравер. – Раз уж негры из-за тебя прекратили работу, то хоть проследи, чтобы они не разбежались.

Уильям и Ричард спустились внутрь «муравейника», вооруженные ружьями и револьверами. Маркус шел с ними. Все показалось им таким, как всегда: пещера и исцарапанные палками стены. Гарвей не заходил туда с той ночи, когда сбежал господин Тектон, и за это время подземный пузырь сильно увеличился. Туннелей тоже стало больше.

– Ничего особенного я тут не вижу, – сказал Ричард.

– Разумеется, тут ничего нет! – закричал Уильям. – А что ты хотел увидеть?

– Пепе говорил, что тут слышали шум, – добавил Маркус.

– Я ничего не слышу, – проговорил Ричард.

– Заткнись! – приказал Уильям. – Замолчите оба!

Все трое прислушались. Первым прервал молчание Маркус:

– Я слышу шум.

– А я ничего не слышу, – продолжал настаивать Ричард.

– Вы можете наконец заткнуться? – рассердился Уильям. Там действительно слышались какие-то звуки. Шепот.

Он прерывался, потом возникал снова. Это был печальный голос, произносивший только гласные звуки. Порой казалось, он звучал издалека, порой – совсем рядом; им не удавалось определить расстояние. Своды пещеры могли поглощать звуки или отражать их. Так слышно радио, если прикрыть приемник подушкой.

– Наверное, это негры поют там, наверху, – предположил Ричард.

Но Маркус прекрасно знал, что голос слышался не снаружи. Именно он подал братьям идею подойти к одной из круглых дыр в стене и посветить туда. Он пытался рассмотреть что-нибудь в глубине туннеля при помощи слабого света спичек. Гарвей переходил от одного туннеля к другому и вглядывался в темноту, пользуясь короткой вспышкой пламени. Он повторял эту операцию много раз, но видел только кромешный мрак.

На высоте его колен оказалась маленькая совершенно круглая дырка, не больше, чем пушечное жерло. Гарвей нагнулся.

– Что ты там ищешь в этой маленькой дырке, Маркус? – засмеялся Ричард. – Мышей?

– Все ясно! – заключил Уильям. – Скорее всего, это полевые крысы. Когда они начинают свою потасовку, то шумят погромче, чем стадо свиней. Поставим крысоловки, чтобы обезьяны перестали их бояться.

Братья Краверы расхохотались. Обычные крысиные разборки. И больше ничего. Спичка Маркуса потухла. Он зажег еще одну, не отходя от небольшого туннеля, который был расположен так низко, что ему приходилось стоять на коленях. Гарвей просунул в дыру голову и вытянутую руку со спичкой. Его тело оказалось наполовину в туннеле. Он снова чиркнул спичкой. Вспышка на секунду ослепила его. Маркус моргнул.

– О Господи! – закричал он, отпрянув назад. – Господи боже мой!

9

В римской истории есть такой эпизод: Марк Антоний подносит корону Цезарю, тот отказывается от нее, и народ начинает ему аплодировать. В действительности Цезарь сгорал от желания носить корону, и сцена была лишь ловким приемом, чтобы узнать мнение плебса, не скомпрометировав себя. В тот день в кабинете Нортона я стал участником подобной инсценировки, потому что адвокат был одним из тех людей, которые из осторожности и стратегических соображений говорят о своих убеждениях только тогда, когда им становятся ясны взгляды собеседников.